Беседы с биологами

30 марта 2013 года было записано интервью с Татьяной Петровной Генинг, заведующей кафедрой физиологии и патофизиологии медицинского факультета ИМЭиК, доктором биологических наук, профессором, академиком РАЕН.

Т.П. Генинг закончила Томский политехнический институт по специальности «химия» и Уральский государственный университет по специальности «биология». Во 2-м Московском медицинском институте защитила диссертацию на соискание степени кандидата наук по теме: «Ферментный спектр сыворотки крови и ткани печени при остром и хроническом токсическом поражении и в условиях стимуляции регенерации». Во ВНИИФБиП (г. Москва) защитила диссертацию на соискание степени доктора биологических наук по теме: «Эритроциты млекопитающих в направленном транспорте биологически активных веществ». В 1994 году ей было присвоено учёное звание профессора кафедры физиологии и микробиологии. Научные интересы Татьяны Петровны – физиология печени при различных функциональных состояниях; использование форменных элементов крови для пролонгирования и направленного транспорта лекарств; состояние функциональных систем организма и их коррекция при избыточной жировой массе тела; система ПОЛ-АО в норме и при патологии. Она преподаёт нормальную физиологию человека.

Кафедра физиологии и микробиологии образована решением Учёного Совета филиала МГУ им. М.В. Ломоносова в 1992 году. Татьяна Петровна Генинг стала первым заведующим этой кафедры.

Генинг Т.П. О задачах физиологии (7 мин.)

Полный текст беседы

Вопрос: Когда сформировался Ваш интерес к науке? В каком университете Вы учились, кто был Вашим научным руководителем и повлиял ли он на Ваше понимание смысла научной деятельности?

Ответ: Если говорить о моей сегодняшней профессии, то это был достаточно сложный, прямо-таки извилистый путь. В школе я была записной отличницей, в школе все у меня было более или менее ровненько как у всех медалисток моего периода. Очень нравилась химия, а поэтому первый вуз, в который я поступила и который закончила, был Томский политехнический институт, по первому образованию я инженер-химик. В этом вузе было настоящее студенчество, шумное и интересное. Я сравниваю с нашими студентами, может быть это субъективный взгляд, но тогда, мне кажется, это было более демократично и как-то более конструктивно что ли. Были различные студенческие организации, которые работали. В период студенчества я не могу сказать, что был какой-то особый интерес к науке. Меня интересовали международные отношения. В университете марксизма-ленинизма, куда принимали людей с высшим образованием и в качестве исключения студентов, я изучала историю геополитических отношений стран старой Европы. Существовал тогда в Томске клуб «Международных отношений», членами которого были в том числе и профессора Томского университета. С лекциями по линии общества «Знание» мы ездили по стране и даже зарабатывали какие-то деньги. Никакой другой наукой в своем вузе я больше не занималась. Второе высшее образование я получала в Уральском государственном университете в Свердловске. Это была необходимость, потому что я поступила на работу в научно-исследовательскую лабораторию медицинского института и было необходимо биологическое образование для того, чтобы я могла защитить диссертацию. Сама работа в лаборатории предполагала проведение научных исследований. Лаборатория, а точнее лабораторный комплекс, хорошо финансировалась, имела хорошую инструментальную и экспериментальную базу, с прекрасным виварием. Я делала то, что я должна была делать, и мне это было очень интересно. Я вообще благодарна судьбе за то, что мне удается делать в жизни то, что мне интересно. Как-то удается уйти от моментов, которые бы меня просто выматывали и напрягали, ради хлеба насущного. В этот период моей работы научным руководителем и просто человеком, который ввёл меня в науку, был профессор Евгений Степанович Белозёров, сейчас он работает в Санкт-Петербургской военно-медицинской академии. Евгений Степанович много лет подряд возглавляет у нас, выпускающую аттестационную комиссию, то есть является председателем ГЭК. Мы с ним прекрасно общаемся.
Вопрос: Татьяна Петровна, в Вашей семье были учёные?
Ответ: Нет, папа у меня строитель, а мама фармацевт, и я единственный ребенок в семье.
Вопрос: Кто сформировал у Вас интерес к данной научной проблематике: Вы сами выбрали эту тему или научный руководитель определил выбор этой дисциплины?
Ответ: Нет, тему кандидатской диссертации соискатель, как правило, очень редко формулирует сам. Это должен быть уже такой сформировавшийся зрелый человек, чтобы самому определить область научных исследований. А в аспирантуру чаще всего приходят совсем юные ребята, двадцать с небольшим лет, только закончившие университет. Что касается меня, то тему моего первого диссертационного исследования мне предложил мой научный руководитель, профессор Белозёров.
Вопрос: Насколько связана по тематике Ваша кандидатская и докторская диссертация? Является докторская работа продолжением кандидатской диссертации?
Ответ: Тема моей докторской диссертации звучала так: «Эритроциты млекопитающих в направленном транспорте биологически активных веществ». Это был конец XX века, когда мы начали этим заниматься, это было интересно, это было модно: попытаться решить проблему доставки лекарств в очаг поражения, так чтобы эти лекарства по пути следования никакие другие органы и ткани не повреждали. Были предложены сначала искусственные носители, так называемые липосомы. Липосома – это пузырек, он сделан из белков и липидов, то есть очень похож на живую клетку по структуре мембраны, но это искусственно созданная визикула и туда включали различные лекарства. На поверхность этих липосом насаживали так называемый вектор (это антитело к тканям), к тканям-мишеням. И, все было бы прекрасно, но организм эволюционно не создан для того, чтобы потом эти пузырьки, как мы их называем «контейнеры», выводить и он их направлял «по привычке» в печень, как направляет в печень многое из того, что подлежит выведению из организма. Это было фатально. До сих пор липосомы не нашли применение, если только не говорить о косметологии, где они получили наружное применение, они лучше проникают через кожу. Но, вот, широкого применения эти носители не нашли. И тогда возникла идея использовать какие-то собственные клетки организма, в которых можно было бы собственное содержимое вытряхнуть и нафаршировать нужным для нас лекарством, поставить вектор и направить туда, куда надо. Собственно этой идеей у нас в России занялась группа профессора Владимира Петровича Торчилина[1], это был тогда Всесоюзный кардиологический научный центр АМН СССР. Эта группа занималась исследованием возможностей использования эритроцитарных носителей при атеросклерозе. Но в это время «грянула» перестройка, очень смутное время, учёным стало совсем «нечего кушать» и если периферийные учёные как-то с этим мирились, выживали, разводили собственные грядки, то московский народ, имея достаточно хорошие связи за границей, выживать не пожелал. И вся группа В.П. Торчилина из Всесоюзного кардиологического научного центра АМН СССР полностью выехала в Америку. Сейчас господин В.П. Торчилин достаточно успешно живет и работает в Америке, публикует свои монографии и труды на английском языке. Правда, я как-то не нахожу публикаций, которые подтверждали бы клинический выход его исследований по направленному транспорту.
Вопрос: Какими качествами должен обладать настоящий учёный? Кого из отечественных учёных Вы считаете образцом?
Ответ: Настоящий учёный должен быть честным, он должен быть очень упрямым, упертым, настойчивым. А из отечественных учёных мне в этом плане представляется идеалом Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский[2]. Он жил и работал в сложный период социально-политической нестабильности и его способность работать в этих условиях, его желание работать они вызывают уважение. Я не могу сказать, что он определил развитие отечественной науки, очень сложно развивается эта область, но, вот, как человек, как учёный он может служить образцом.
Вопрос: Если бы Вы решили составить пантеон великих учёных – кто бы в него вошёл (из своей дисциплины и из других наук – и почему именно они)?
Ответ: В этот пантеон вошли бы Исаак Ньютон, Альберт Эйнштейн и Розалинда Франклин[3].
Вопрос: Франклин занималась радиологией. Как Вы относитесь к применению радиологии в биомедицинских науках?
Ответ: Радиологией обычно называют область науки, которая занимается ионизирующим излучением, то есть излучением, которое вызывает образование активных ионов. На сегодняшний день, на мой взгляд, очень интересными являются биологические аспекты волнового излучения самых разных параметров. Например, низкоинтенсивные лазеры давно используется в клинике как физиотерапевтические приборы. А вот высокоинтенсивное лазерное излучение в клинике используется значительно меньше и, как правило, используют для разрушающего эффекта, например, при раке кожи (в хирургии, онкологии). У нас в этой области работают физики, в частности, кандидат физико-математических наук, доцент Игорь Олегович Золотовский. Мы с ним одно время очень плотно сотрудничали и получили очень интересные результаты, на основе которых была защищена кандидатская диссертация. В этом плане для меня волновое излучение представляет значительный интерес.
Вопрос: Когда Вы стали работать в УлГУ и как выбрали наш вуз?
Ответ: Когда моего мужа по службе перевели в Ульяновск, УлГУ еще не было, и я стала работать в Ульяновской Сельскохозяйственной Академии. Там была кафедра физиологии (физиологии животных). Когда же был создан УлГУ и открылся медицинский факультет с кафедрой физиологии, то я просто перешла работать в УлГУ. Я здесь работаю с момента основания кафедры.
Вопрос: На сайте кафедры написано, что у вас было одиннадцать защитившихся аспирантов. Расскажите, какой Вы научный руководитель и как Вам удается получить такой хороший результат? Как Вы организовываете людей?
Ответ: Знаете, чем я могу гордиться по праву, так это моими аспирантами. Если в среднем у нас по России около 50% защищаются, то у меня защищаются все. Может быть я слишком требовательная, может быть я слишком жесткая, наверное, это есть. Я стараюсь, чтобы они все время были около меня, вот поэтому я заочных аспирантов не люблю, не признаю практически. Кандидатская степень — это же квалификационная характеристика, для этого человек должен вырасти, должен научиться вести патентный поиск, писать статьи и рецензии, работать с компьютером легко, он должен овладеть пакетами статистических программ, он должен в этом «повариться». Все этому он должен научиться, куда бы он отсюда не уходил. К сожалению, я не имею возможности трудоустраивать у себя всех своих диссертантов. Я бы всех оставила в нашей лаборатории.
Вопрос: Какой стиль организации научной работы Вы предпочитаете: индивидуальный или коллективный? Какую научную роль Вы предпочитаете: «генератора идей», «организатора», «критика» или «мастера»? Вам приходилось их исполнять?
Ответ: Я посмотрела этот вопрос, и полагаю, что эти роли нельзя разделить. Если ты родил какую-ту идею, то должен организовать её реализацию, участвовать и контролировать процесс.
Вопрос: Приходилось ли Вам работать в большом научно-исследовательском коллективе, где бы Вы были не на первых ролях и подчинялись какому-либо научному авторитету?
Ответ: К сожалению, когда приходится подчиняться, то понятие «авторитетный» и «начальствующий» не всегда совпадают. У нас на медицинском факультете достаточно жесткая субординация, поэтому мы спокойно работаем, спокойно подчиняемся и мы к этому привыкли. Что касается авторитета в плане науки, то я в таком качестве работала, когда выполняла докторскую диссертацию в группе В.П. Торчилина, на базе Всесоюзного кардиологического научного центра. Хотя в этой рабочей группе были достаточно демократические отношения, но «шефа» старались не расстраивать.
Вопрос: Посещали ли Вы научные семинары? Как была организована их работа? Есть ли какая-то особенность в практике семинаров у биологов, физиологов в отличие от физиков, математиков?
Ответ: Семинары у нас есть, собирается такая разнородная группа, которая планирует работать над одной проблемой, вот мы так с физиками начинали. Мы собираемся, стараемся научиться понимать сначала друг друга, так как даже терминология разная. При этом научные семинары носят спорадический, нерегулярный характер: например, когда возникает необходимость, когда приезжает кто-то из москвичей, возникает вопрос, который необходимо решить сейчас. Но практика коллективных еженедельных семинаров в нашей области отсутствует, так как для таких семинаров таких людей должно быть много, люди должны работать достаточно далеко друг от друга, чтобы их координировать.
Вопрос: Иногда слышны суждения учёных о кризисе науки, об исчерпании проблемного поля, об отсутствии принципиально новых проблем. Как Вы к этому относитесь?
Ответ: Я не слышала подобного рода суждений из уст людей, которые бы заслуживали внимания и анализа, а я просто так не считаю.
Вопрос: Как Вы относитесь к проблеме биологической этики, а именно в том её аспекте, когда пересекается религиозная этика с биоэтикой и ставится под вопрос полезность медицины?
Ответ: Проблема биологической этики – очень острая проблема. Что касается биологической и медицинской этики, то невозможно создать метод, способ лечения какой-то патологии, не выяснив ее механизма. Невозможно выяснить механизм этой патологии, не работая с моделью. Выяснять на человеке можно до определенных пределов (анализ крови, анализ мочи, рентгенологическое исследование, компьютерная томография) – это предел, то есть эти методы ни в коем случае не должны навредить пациенту, поэтому нужна модель. Но при этом математическая модель в биологической науке (мы, например, в своих исследованиях работали в сотрудничестве с нашими математиками) даже при значительном приближении не создает достаточных условий для изучения патологии. Поэтому нужна биологическая модель на животном. Для этого мы проводим исследованиях на мышах. Прививаем этим мышам опухолевые клетки, привезенные из банка НИИ онкологии им. Блохина, и наблюдаем за всеми процессами, происходящими в ее организме, а также изучаем влияние лазерного излучения на опухоль. На мой взгляд, использование лабораторных животных необходимо. Я не знаю каких высот должно достигнуть математическое моделирование, чтобы мы могли от этого отказаться.
Относительно использования добровольцев в исследованиях можно сказать следующее: такого рода исследования проводят достаточно крупные фармацевтические фирмы. Например, когда создается новый препарат, он проходит доклинические испытания на культуре клеток, затем на животных, а потом он проходит фазы клинических испытаний. Одна из фаз клинических испытаний предполагает испытание на добровольцах. Но до этого препараты проходят доклинические испытания, где выявляется, что они абсолютно безопасны, а клинические испытания должны выявить их полезность для человека. Добровольцы, участвующие в исследованиях, оповещены обо всех проводимых мероприятиях и последствиях, как я полагаю, они получают за это соответствующую компенсацию.
Вопрос: Насколько общество может вмешиваться в развитие науки? Нужно ли управление научными исследованиями со стороны вненаучного сообщества или наука может быть полезна лишь при регулировании своими внутренними потребностями?
Ответ: Очень опасное мнение, что научная работа – это автономная саморегулирующаяся деятельность. На мой взгляд, общество обязательно должно контролировать науку, но надо исходить из разумности, из нашего гениального «не навреди». Как говорят учёные-исследователи, что если, для того чтобы выжил один человек, надо убить тысячу крыс, значит их надо убить, при этом словом «убить» – это не называется. Опытные животные обезболиваются, они не страдают при этом. У нас есть четкие положение о том, как мы должны работать, чтобы животное не испытывало боли и страха, ужаса, мы обязаны ему следовать. Я вхожу в состав этического комитета у нас на медицинском факультете. Каждая диссертация проходит анализ в этом комитете. Я считаю, что общество должно обязательно контролировать научные исследования.
Вопрос: Насколько сложно учёным в современную эпоху выстраивать диалог с представителями другого мировоззрения? Так, например, Свидетели Иеговы запрещают переливать кровь, идет по существу пересечение религиозной этики, религиозных представлений и того, что можно назвать наукой, направленной на спасения человеческой жизни.
Ответ: На мой взгляд, представители религиозных течений и представители естественнонаучных направлений должны исходить из единой цели – пользы для человека. И есть еще один важный момент. Я полагаю, каждый человек должен сам принимать решения о жизни, о смерти (сейчас, кстати, модным стал вопрос об эвтаназии).
Вопрос: Как Вы оцениваете положение отечественной науки (ресурсное обеспечение, кадры, степень успешности, авторитет и вклад в мировую науку) и своей дисциплины?
Ответ: Насколько я могу понять, все эти реформы преследуют одну цель, а именно коммерциализацию научных исследований (в том числе рост негосударственного финансирования науки, около 50-70% от общего финансирования науки), а как следствие сосредоточенность научных исследований на наиболее востребованных и приоритетных направлениях развития науки (чаще всего прикладного характера) и технологии, их концентрации в вузах, прошедших процесс оптимизации. Ректор нашего университета Костишко Б.М. озвучил эту цель так: «На рубль вложенных государственных денег, должны быть получены три рубля, которые могут быть потрачены на развитие науки». Кстати, в рамках этих преобразований на базе УлГУ создается крупный исследовательский центр при Институте медицины и экологии. Реформы в системе образования и науки демонстрируют кардинально «новое мышление» для постсоветского пространства, насколько оно хорошо должно показать время, но что оно однозначно новое – это факт. Для проведения сравнительной аналогии в типах мышления приведу пример из истории науки в СССР. В течении многих лет существования СССР существовали НИИ, которые получали денежные средства (небольшие, но стабильно), делали какое-то свое маленькое дело и ничем не стимулировались к исследованию и к развитию. Я помню, в 90-х годах мы были на ФПК и посетили Институт мозга в Москве, атмосферу, царившую в институте, можно передать такой фразой: «там мухи на лету дохли от скуки и тоски». На мой взгляд, такие научно-исследовательские структуры существовать не должны. В этот период развития науки такая мощная мотивация к тому, чтобы выжить, не была свойственна нашим научно-исследовательским коллективам. Такие мотивации возникли в смутные 90-ые годы, когда никакого финансирования не было, наука выживала только за счет аспирантов, которые на собственные деньги покупали реактивы. Потом был недлительный период грантов, когда деньги, выделяемые государством на науку, делились на маленькие кусочки, которые раздавались людям, наиболее заслужившим это. Но, к сожалению, в сцепке с системой грантов активно стала развиваться система «откатов», что привело к неэффективному использованию грантовых средств и исчерпанию (изживанию) системы грантов как таковой. На смену ей пришла новая система, когда деньги выдаются на крупные исследования. На этой базе образуются технологические платформы, которые объединяют целую группу исследователей, предлагающих свои тематики исследования, и между различными группами идет конкурсный отбор тематик. Стали также выдавать гранты по 218 параграфу, когда для реализации задач в рамках гранта к участию привлекаются учёные, государственные предприятия и частный бизнес. Такой крупный грант по 218 параграфу выиграл наш университет вместе с НИАРом.
Еще одна система грантов (220 параграф), когда группа учёных периферийная, а руководитель центральный (московский, санкт-петербургский, заграничный), который предлагает идею, наши эксперты оценивают идею и выдают грант. Это, на мой взгляд, более действенно и эффективно и остается меньше лазеек для откатов. Наверное, и дальше как-то это система будет совершенствоваться. То есть сейчас наука финансируется, но финансируется не так, как мы привыкли (выделение средств на командировку, на исследования и т.д.). Сформировались новые принципы финансирования науки, к которым мы еще не приучены, в том числе и молодежь. Если ты берешь аспиранта, то у тебя должен быть грант или ты с этим аспирантом должен выиграть грант, из которого оплачиваются командировки для аспирантов и материально-техническая база для исследования. Недавно мои аспирантки на грантовые деньги ездили в Америку, в Хельсинки на конференцию, а специального финансирования от государства, к сожалению, нет. Я полагаю, что современным учёным-исследователям необходимо адаптироваться к современным условиям, к новым принципам взаимоотношения государства и науки в области финансирования. На мой взгляд, в этой политике государства в отношении науки есть какое-то рациональное зерно, но, что касается фундаментальных исследований, они ежеминутной «рублевой отдачи» не несут, поэтому здесь государству надо поступать как-то иным образом.
Вопрос: Для англо-американской модели науки характерна подвижность профессорского и педагогического состава, что отражается в частой смене университетов, лабораторий. Насколько мобильна наша наука, а точнее ее кадровый потенциал? Как Вы относитесь к реформам в образовательной системе страны?
Ответ: У нас не принято переезжать с места на место, хороший учёный для нас – это учёный всю жизнь проработавший в одном университете. И то, что нам пытаются привить западную модель мобильности профессорско-исследовательского состава в этом, на мой взгляд, нет ничего плохого. Но то, что в целом нам пытаются показать, что европейское образование лучше нашего образования (школьное, высшее), этот тезис у меня вызывает глубокое неприятие, хотя все реформы я приемлю и готова принять. Посредством таких модных веяний мы выбрасываем с водой ребенка.
Вопрос: Вы являетесь членом РАЕН, расскажите, как там происходит работа? В чем заключается членство в РАЕН?
Ответ: Ничем особым. Раз в год встречаемся на собрание (пленум), можем выпустить монографии с грифом РАЕН (Российская Академия естественных наук). Чуть позже РАЕН родилась Академия РАЕ (Российская Академия Естествознания) и эта Академия оказалась более живая, моя бывшая диссертантка – член Академии РАЕ. У них есть журнал «Фундаментальные исследования», присутствующий в списке ВАК, они прорываются в список журналов в БД Web of Science. Они постоянно проводят различные конференции, рассылают различные научно-исследовательские материалы.
Вопрос: Как Вы относитесь к модной идее о врождённых способностях человека? В современном обществе получают развитие на новом уровне евгенические идеи о том, что в течение отбора многих поколений можно получить особых людей с особыми качествами и способностями.
Ответ: Человечество уже несколько раз наступало на эти грабли. Я верю, что есть врожденные способности, я говорю это своим студентам. У меня сидит студенческая группа, в которой есть девочки с хорошей базой, с хорошим образованием, со специализированными классами, и сидит мальчик из глухой татарской деревни, плохо говорит по-русски, но вы не представляете, как он понимает сложнейшие механизмы физиологии, функционирование организма. Врожденные способности обязательно есть. Чисто внешне и морфологически на разрезах мозг гения и мозг идиота по объему не отличается. Что значит учиться, учиться значит образовывать связи между различными группами нейронов, у кого-то они образуются быстро и более прочно, у кого-то медленно, но тоже прочные, а у кого-то они образуются слабые и совершенно непрочные. Вот в этом плане люди все очень разные и люди более обучаемые и люди менее обучаемые. Это реальность и совсем не обязательно людей мало обучаемых учить и толкать в высшее образование. Это биологический факт генетически обусловленный.
Вопрос: Есть ли возможность стимулировать клетки к образованию новых связей?
Ответ: О, это очень сложно. В МГУ есть кафедра физиологии, ей долгое время руководил Игорь Петрович Ашмарин, профессор, доктор медицинских наук, он пришел на кафедру из Военно-медицинской Академии, то есть из военной физиологии, где работал закрыто. Где пытался выделить и найти этот белок обучаемости, он провел огромное количество экспериментов, но насколько я понимаю к окончательному результату не пришел.
Вопрос: Каково положение Вашей дисциплины среди других? Она на подъёме, развивается неспешно или находится в идейном застое?
Ответ: Я хотела бы сразу оговориться, что это, мое частное мнение, на мой взгляд, она сейчас спокойно и неспешно развивается. Это во многом определяется особенностями физиологии как науки. Ведь физиология — это наука о функциях, здесь мы можем говорить о функционировании человека в экосистеме, о функционировании системы внутри человеческого организма, о функционировании какого-то органа в системе (например, сердца в системе кровообращения), о функционировании клетки в сообществе клеток, о функционировании субклеточных структур внутри клетки, и даже о функционировании молекул внутри субклеточной структуры. Этим описанием я хочу вам показать, что уровни изучения физиологии очень многообразные и естественно, что одинаково быстро развиваться на всех уровнях она не способна. Это опять-таки определяется запросами общества. На данный момент нас как физиологов, работающих для медицины и готовящих специалистов для медицины, интересует функционирование на уровне клетки и субклеточных структур, так как именно это сейчас определяет уровень изучения патологических процессов и уровень создания методов коррекции этих патологических процессов. Я считаю, что на этом уровне физиология (называть ее можно по-разному, мембранология, рецептология, биофизика), развивается, при взаимодействии со смежными специальностями, очень бурно.
Вопрос: Над какой проблемой или проектом Вы сейчас работаете? Чем Вы занимается в лаборатории?
Ответ: Лабораторию мы так и назвали «Лаборатория молекулярной и клеточной биологии», с одной стороны мы занимаемся рецепторами, а, с другой стороны, рецепторы – это такие структуры на поверхности клетки, они могут появляться, могут исчезать, они позволяют клетки общаться с другими клетками в ткани, с другими органами и т.д. Но эти рецепторы работают не сами по себе, в организме есть так называемые медиаторы (посредники), это, как правило, очень маленькие молекулы, переносящие информацию и задающие клетке тон, будет эта клетка жить и размножаться или эта клетка начнет программировано погибать, или она быстренько развалиться на кусочки и будет уничтожена соседними. Все это задается этими медиаторами через эти рецепторы. Конкретно, мы занимаемся фундаментальной онкологией. Все это применительно к неопластическим процессам возникновения и развития злокачественных опухолей.
Вопрос: Применяете ли Вы какие-то нанотехнологии в исследовании процессов возникновения и развития злокачественных опухолей?
Ответ: Вы знаете, я очень настороженно отношусь к этому термину нанотехнологии, потому что нано – это размер частиц, а нанотехнологии – это технологии, имеющие дело с этими частицами. Таким образом, к нанотехнологиям мы можем отнести практически все методы, которые работают с молекулами, это очень широко и неконкретно, это просто модный термин. Лазер мы используем в своих исследованиях в какой-то степени, но это не основное.
Вопрос: Вы человек явно в науке состоявшийся и энтузиаст, чувствуется, что Вам доставляет удовольствие то, что Вы делаете. Для Вас преподавание это обременение или возможность передать свои знания, опыт, способ отобрать талантливую молодежь? Трудно Вам преподавать или это логичное дополнения к Вашей исследовательской деятельности?
Ответ: Знаете, здесь все дело в количестве, если бы это была одна и две, три группы в неделю, то есть часов 18 в неделю, это был бы идеальный вариант, это было бы конструктивно, полезно в удовольствие, вот, что называется с куражом. Когда это в два, в три раза больше, эффективность работы падает. В связи с реформой высшего образования нагрузка увеличивается, что просто физически тяжело и в конце семестра на этих студентов уже смотреть не хочется. Все хорошо в количестве, например, когда к нам приезжает господин Охотников из Финляндии. Он говорит, что имеет час в две недели лекций, все остальное время он занимается своим аспирантами и наукой. Преподавание это замечательно и хорошо, но что бы оно было полноценным, чтобы понять этого человека, отдать ему, главное разобраться в том, кому стоит отдавать, а кто будет просто хорошим практическим врачом, их не должно быть много.
Вопрос: Что бы Вы сказали абитуриентам: почему им стоит выбрать Вашу специальность?

Ответ: В медицине специальность семейный врач, терапевт, без сомнения это очень нужные врачи и от качества работы этих специалистов зависит в целом здоровье нации, воспроизводство нации. Но в медицине есть сервисные специальности, например, нейрохирург, кардиохирург, врач-исследователь (врача-исследователя выпускают на медицинском факультете МГУ). Нашим студентам первокурсникам мы говорим, что высшее медицинское образование далеко не обязательная вещь, но если вы сюда идете, то вы должны осознать следующее. А именно, то, что медицина всегда славилась своей закрытостью, кастовостью. И если вы хотите попасть в эту касту, вы должны приложить много сил и вы должны этого очень хотеть, но помимо того, что это каста, это много тяжёлой, грязной и низко оплачиваемой работы, ко всему этому вы должны быть готовы. Но быть врачом это здорово!
Вопрос: Что бы Вы пожелали молодым учёным?
Ответ: Удачи и терпения!

[1] Владимир Петрович Торчилин (13 сентября 1946, Москва) — биохимик, доктор химических наук (1981), профессор (1985), лауреат Ленинской премии (1982). В 1968 г. окончил химический факультет Московского университета. В 1971—1973 гг. работал там же младшим научным сотрудником. С 1974 г. — в Институте экспериментальной кардиологии Всесоюзного кардиологического научного центра АМН СССР: старший научный сотрудник, с 1980 г. — руководитель лаборатории инженерной энзимологии. С 1991 г. живёт в США. Работает в Центре визуализации и фармацевтических исследований отделения радиологии Центральной больницы штата Массачусетс (руководитель химической программы), одновременно — профессор Медицинской школы Гарвардского университета в Бостоне, затем — профессор Центра фармацевтической биотехнологии и наномедицины Северо-Восточного университета (Бостон).
[2] Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский (7 (20) сентября 1900 года, Москва — 28 марта 1981 года, Обнинск) — биолог, генетик. Основные направления исследований: радиационная генетика, популяционная генетика, проблемы микроэволюции).
[3] Розалинда Франклин (Rosalind Elsie Franklin, 25 июля 1920, Ноттинг-Хилл — 16 апреля 1958, Челси) — английский биофизик и учёный-рентгенограф, занималась изучением структуры ДНК.

Меню

Возможно вам будет интересно